Путь на Амальтею. Стажеры - Страница 79

– Вот расчеты, – сказал он. – Коэффициенты поглощения.

Юрковский спокойно сказал:

– Что же это вы, Петр… э-э… не помню отчества, и поздороваться со мной не хотите?

Базанов медленно повернул к нему худое лицо и, прищурясь, поглядел в глаза.

– Прошу прощения, Владимир Сергеевич, – сказал он. – Здравствуйте. Боюсь, я немного забылся.

– Боюсь, вы действительно немного забылись, Базанов, – негромко произнес Шершень.

Базанов пожал плечами и вышел, захлопнув за собой люк. Юрковский резко выпрямился, и его вынесло из-за стола. Шершень поймал его за руку.

– Магнитные подковки у нас полагается держать на полу, товарищ генеральный инспектор, – сказал он смеясь. – Это вам не «Тахмасиб».

Юрковский смотрел на закрытый люк. «Неужели это Базанов?» – с удивлением думал он.

Шершень стал серьезен.

– Вы не удивляйтесь поведению Базанова, – сказал он. – Мы с ним повздорили из-за этих коэффициентов поглощения. Он полагает ниже своего достоинства считать коэффициенты поглощения и уже двое суток терроризирует всю обсерваторию.

Юрковский сдвинул брови, пытаясь вспомнить. Затем он махнул рукой.

– Не будем об этом, – сказал он. – Давайте, Владислав, показывайте ваши парадоксы.

…От реакторного кольца «Тахмасиба» через каменистую равнину к цилиндрической башне лифта был протянут тонкий трос. Юра неторопливо и осторожно двигался вдоль троса, с удовольствием чувствуя, что период подготовки в условиях невесомости не прошел для него даром. Впереди, шагах в пятидесяти, поблескивал в желтом свете Сатурна скафандр Михаила Антоновича.

Огромный желтый серп Сатурна выглядывал из-за плеча. Впереди над близким горизонтом ярко горела зеленоватая ущербленная луна – это был Титан, самый крупный спутник Сатурна и вообще самый крупный спутник в Солнечной системе. Юра оглянулся на Сатурн. Колец с Дионы видно не было. Юра увидел только тонкий серебристый луч, режущий серп пополам. Неосвещенная часть диска Сатурна слабо мерцала зеленым. Где-то позади Сатурна двигалась сейчас Рея.

Михаил Антонович подождал Юру, и они вместе протиснулись в низкую полукруглую дверцу. Обсерватория размещалась под землей, на поверхности оставались только сетчатые башни интерферометров и параболоиды антенн, похожие на исполинские блюдца. В кессоне, вылезая из скафандра, Михаил Антонович сказал:

– Я, Юрик, пойду в библиотеку, а ты здесь прогуляйся, посмотри, сотрудники тут все молодые, ты с ними быстро познакомишься… А часа через два встретимся… Или возвращайся прямо на корабль…

Он похлопал Юру по плечу и, гремя магнитными подковами, пошел по коридору налево. Юра пошел направо. Коридор был круглый, облицованный матовым пластиком, только под ногами лежала неширокая стальная дорожка, исцарапанная подковами. Вдоль коридора тянулись трубы, в них клокотало и булькало. Пахло сосновым лесом и нагретым металлом.

Юра прошел мимо открытого люка. Там никого не было, только мигали цветные огоньки на пультах. «Тихо как, – подумал Юра. – Никого не видно и не слышно». Он свернул в поперечный коридор и услыхал музыку. Кто-то где-то играл на гитаре, уверенно и неторопливо выводя печальную мелодию. «Неужели и на Рее так?» – подумал вдруг Юра. Он любил, чтобы вокруг было шумно, чтобы все были вместе, и смеялись, и острили, и пели. Ему стало грустно. Потом он подумал, что все сейчас, должно быть, на работе, но все же так и не смог отделаться от ощущения, что люди не могут не скучать в круглых пустых коридорах – здесь ли или на других далеких планетах. Вероятно, виновата была гитара.

Вдруг кто-то злобно сказал над самым ухом:

– А вот это уже тебя не касается! Понимаешь? Совершенно не касается!

Юра остановился. Коридор был по-прежнему пуст. Другой голос, мягкий и извиняющийся, сказал:

– Я не имел в виду ничего плохого, Виталий. Ведь это действительно не нужно ни тебе, ни ей, ни Владиславу Кимовичу. Никому это не нужно. Я только хотел сказать…

Злобный голос перебил:

– Я уже слышал, и надоело! И отстаньте вы от меня с вашим Авериным, не лезьте в мои дела! Я прошу только одного: дайте мне отработать мои три года – и провалитесь вы в самые глубокие тартарары…

Слева от Юры распахнулся люк, и в коридор выскочил беловолосый парень лет двадцати пяти. Светлые вихры его были взъерошены, покрасневшее лицо перекошено. Он с наслаждением грохнул люком и остановился перед Юрой. Минуту они глядели друг на друга.

– Вы кто такой? – спросил беловолосый.

– Я… – сказал Юра, – я с «Тахмасиба».

– А, – с отвращением сказал беловолосый. – Еще один любимчик!

Он обошел Юру и стремительно зашагал по коридору, то и дело подлетая к потолку и бормоча: «Провалитесь вы все в тартарары! Провалитесь вы все…» Юра холодно спросил ему вслед:

– Вы что, палец прищемили, юноша?

Беловолосый не обернулся.

«Ну и ну, – подумал Юра. – Здесь совсем не так скучно».

Он повернулся к люку и обнаружил, что перед ним стоит еще один человек, должно быть, тот, что говорил извиняющимся голосом. Он был коренаст, широкоплеч и одет не без изящества. У него была красивая прическа и румяное грустное лицо.

– Вы с «Тахмасиба»? – тихо спросил он, приветливо кивая.

– Да, – сказал Юра.

– С Владимиром Сергеевичем Юрковским? Здравствуйте. – Человек протянул руку. – Меня зовут Кравец. Анатолий. Вы будете у нас работать?

– Нет, – сказал Юра. – Я здесь проездом.

– Ах, проездом? – сказал Кравец. Он все еще держал Юрину руку. Ладонь у него была сухая и прохладная.

– Юрий Бородин, – сказал Юра.

– Очень приятно, – сказал Кравец и отпустил Юрину руку. – Так вы проездом. Скажите, Юра, Владимир Сергеевич действительно приехал сюда инспектировать?