Путь на Амальтею. Стажеры - Страница 65

– Что с тобой, Джошуа? – спросил Бэла, подходя.

Печальный глаз Джошуа обратился на него.

– Лежу, – сказал Джошуа. – Мне следует быть в шахте, а я лежу. И каждый час теряю уйму денег. Я даже боюсь подсчитать, сколько я теряю.

– Кто тебя побил?

– Почем я знаю? – ответил Джошуа. – Напился вчера так, что ничего не помню. Черт меня дернул… Целый месяц крепился. А теперь вот пропил дневной заработок, лежу и еще буду лежать. – Он снова печально уставился в потолок.

– Да, – сказал Бэла.

«Ну, вот что ты с ним сделаешь! – подумал он. – Убеждать его, что пить вредно, – он и сам это знает. Когда он встанет, то будет сидеть в шахте по четырнадцать часов, чтобы наверстать упущенное. А потом вернется на Землю, и у него будет черный лучевой паралич и никогда не будет детей или будут рождаться уроды».

– Ты знаешь, что работать в шахте больше шести часов опасно? – спросил Бэла.

– Идите вы, – тихо сказал Джошуа. – Не ваше это дело. Не вам работать.

Бэла вздохнул и сказал:

– Ну что ж, поправляйся.

– Спасибо, мистер комиссар, – проворчал Джошуа. – Не о том вы заботитесь. Позаботьтесь лучше, чтобы салун прикрыли. И чтобы самогонщиков нашли.

– Ладно, – сказал Бэла. – Попробую.

«Вот, – думал он, направляясь к себе. – А попробуй закрой салун, и ты же сам будешь орать на митингах, что всякие коммунисты лезут не в свое дело. Нет никакого выхода из этого круга. Никакого».

Он вошел в свою комнату и увидел, что там сидит инженер Сэмюэль Ливингтон. Инженер читал старую газету и ел бутерброды. На столе перед ним лежала шахматная доска с расставленными фигурами. Бэла поздоровался и устало уселся за стол.

– Сыграем? – предложил инженер.

– Сейчас, я только посмотрю, что мне прислали.

Бэла распечатал пакеты. В трех пакетах были книги, в четвертом – письмо от матери и несколько открыток с видами Нового Пешта. На столе лежал еще розовый конвертик. Бэла знал, что в этом конвертике, но все-таки распечатал его. «Мистер комиссар! Убирайся отсюда к чертовой матери. Не мути воду, пока цел. Доброжелатели». Бэла вздохнул и отложил записку.

– Ходите, – сказал он.

Инженер двинул пешку.

– Опять неприятности? – спросил он.

– Да.

Бэла в молчании разыграл защиту Каро-Канн. Инженер получил небольшое позиционное преимущество. Бэла взял бутерброд и стал задумчиво жевать, глядя на доску.

– Вы знаете, Бэла, – сказал инженер, – когда я впервые увижу вас веселым, я скажу, что проиграл идеологическую войну.

– Вы еще увидите, – сказал Бэла без особой надежды.

– Нет, – сказал инженер. – Вы обречены. Посмотрите вокруг, вы сами видите, что вы обречены.

– Я? – спросил Бэла. – Или мы?

– Все вы со своим коммунизмом. Нельзя быть идеалистами в нашем мире.

– Ну, это нам двадцать раз говорили за последние сто лет.

– Шах, – сказал инженер. – Вам говорили правильно. Кое-что, конечно, недооценили и потому часто говорили ерунду. Смешно было говорить, что вы уступите военной силе или проиграете экономическое соревнование. Всякое крепкое правительство и всякое достаточно богатое государство в наше время непобедимо в военном и экономическом отношении. Да, да, коммунизм, как экономическая система, взял верх, это ясно. Где они сейчас, прославленные империи Морганов, Рокфеллеров, Круппов, всяких Мицуи и Мицубиси? Все лопнули и уже забыты. Остались жалкие огрызки вроде нашей «Спэйс Перл», солидные предприятия по производству шикарных матрасов узкого потребления… да и те вынуждены прикрываться лозунгами всеобщего благоденствия. Еще раз шах. И несколько миллионов упрямых владельцев отелей, агентов по продаже недвижимости, унылых ремесленников. Все это тоже обречено. Все это держится только на том, что в обеих Америках еще имеют хождение деньги. Но тут вы зашли в тупик. Есть сила, которую даже вам не побороть. Я имею в виду мещанство. Косность маленького человека. Мещан не победить силой, потому что для этого их пришлось бы физически уничтожить. И их не победить идеей, потому что мещанство органически не приемлет никаких идей.

– Вы были когда-нибудь в коммунистических государствах, Сэм?

– Был. И видел там мещан.

– Вы правы, Сэм. Они еще есть и у нас. Пока есть, и вы это заметили. Но вы не заметили, что у нас их гораздо меньше, чем у вас, и что у нас они тихие. У нас нет воинствующего мещанина. Пройдет еще поколение, другое, и их не станет совсем.

– Так я беру слона, – сказал инженер.

– Попробуйте, – сказал Бэла.

Некоторое время инженер раздумывал, затем взял слона.

– Через два поколения, говорите вы? А может быть, через двести тысяч поколений? Снимите наконец розовые очки, Бэла. Вот они вокруг вас, эти маленькие люди. Я не беру авантюристов и сопляков, которые играют в авантюристов. Возьмите таких, как Джошуа, Смит, Блэкуотэр. Таких, кого вы сами называете «сознательными» или «тихими», в зависимости от вашего настроения. У них же так мало желаний, что вы ничего им не можете предложить. А того, чего они хотят, они добьются безо всякого коммунизма. Они станут владельцами трактиров, заведут жену, детей и будут тихо жить в свое удовольствие. Коммунизм, капитализм – какое им до этого дело? Капитализм даже лучше, потому что капитализм благословляет такое бытие. Человек же по натуре – скотинка. Дайте ему полную кормушку, не хуже, чем у соседа, дайте ему набить брюшко и дайте ему раз в день посмеяться над каким-нибудь нехитрым представлением. Вы мне сейчас скажете: мы можем предложить ему большее. А зачем ему большее? Он вам ответит: не лезьте не в свое дело. Маленькая равнодушная скотинка.