Путь на Амальтею. Стажеры - Страница 5

– Прими спорамин, Леша, – убеждающе повторил Михаил Антонович. – Вот я принимаю по таблетке через каждые два часа и совсем не хочу спать. И Ваня тоже. Ну зачем так мучиться?

– Не люблю я этой химии, – сказал Быков. Он вскочил и прошелся по рубке. – Слушай, Миша, а что это происходит у меня на корабле?

– А в чем дело, Лешенька? – спросил штурман.

– Опять планетологи, – сказал Быков.

Жилин из-за кожуха фотореактора объяснил:

– Куда-то пропала Варечка.

– Ну? – сказал Быков. – Наконец-то. – Он опять прошелся по рубке. – Дети, престарелые дети.

– Ты уж на них не сердись, Лешенька, – сказал штурман.

– Знаете, товарищи, – Быков опустился в кресло, – самое скверное в рейсе – это пассажиры. А самые скверные пассажиры – это старые друзья. Дай-ка мне, пожалуй, спорамину, Миша.

Михаил Антонович торопливо вытащил из кармана коробочку. Быков следил за ним сонными глазами.

– Дай сразу две таблетки, – попросил он.

2. Планетологи ищут Варечку, а радиооптик узнает, что такое бегемот

– Он меня выгнал вон, – сказал Дауге, вернувшись в каюту Юрковского.

Юрковский стоял на стуле посередине каюты и ощупывал ладонями мягкий матовый потолок. По полу было рассыпано раздавленное сахарное печенье.

– Значит, она там, – сказал Юрковский.

Он спрыгнул со стула, отряхнул с колен белые крошки и позвал жалобно:

– Варечка, жизнь моя, где ты?

– А ты пробовал неожиданно садиться в кресла? – спросил Дауге.

Он подошел к дивану и столбом повалился на него, вытянув руки по швам.

– Ты убьешь ее! – закричал Юрковский.

– Ее здесь нет, – сообщил Дауге и устроился поудобнее, задрав ноги на спинку дивана. – Такую вот операцию следует произвести над всеми диванами и креслами. Варечка любит устраиваться на мягком.

Юрковский перетащил стул ближе к стене.

– Нет, – сказал он. – В рейсах она любит забираться на стены и потолки. Надо пройти по кораблю и прощупать потолки.

– Господи! – Дауге вздохнул. – И что только не приходит в голову планетологу, одуревшему от безделья! – Он сел, покосился на Юрковского и прошептал зловеще: – Я уверен, это Алексей. Он всегда ненавидел ее.

Юрковский пристально поглядел на Дауге.

– Да, – продолжал Дауге. – Всегда. Ты это знаешь. А за что? Она была такая тихая… такая милая…

– Дурак ты, Григорий, – сказал Юрковский. – Ты паясничаешь, а мне действительно будет очень жалко, если она пропадет.

Он уселся на стул, уперся локтями в колени и положил подбородок на сжатые кулаки. Высокий залысый лоб его собрался в морщины, черные брови трагически надломились.

– Ну-ну, – сказал Дауге. – Куда она пропадет с корабля? Она еще найдется.

– Найдется, – сказал Юрковский. – Ей сейчас есть пора. А сама она никогда не попросит, так и умрет с голоду.

– Так уж и умрет! – усомнился Дауге.

– Она уже двенадцать дней ничего не ела. С самого старта. А ей это страшно вредно.

– Лопать захочет – придет, – уверенно сказал Дауге. – Это свойственно всем формам жизни.

Юрковский покачал головой:

– Нет. Не придет она, Гриша.

Он залез на стул и снова стал сантиметр за сантиметром ощупывать потолок. В дверь постучали. Затем дверь мягко отъехала в сторону, и на пороге остановился маленький черноволосый Шарль Моллар, радиооптик.

– Войдите? – спросил Моллар.

– Вот именно, – сказал Дауге.

Моллар всплеснул руками.

– Mais non! – воскликнул он, радостно улыбаясь. Он всегда радостно улыбался. – Non «войдите». Я хотел познать: войтить?

– Конечно, – сказал Юрковский со стула. – Конечно, войтить, Шарль. Чего уж тут.

Моллар вошел, задвинул дверь и с любопытством задрал голову.

– Вольдемар, – сказал он, великолепно картавя. – Ви учится ходить по потолку?

– Уи, мадам, – сказал Дауге с ужасным акцентом. – В смысле месье, конечно. Собственно, иль шерш ля Варечка.

– Нет-нет! – вскричал Моллар. Он даже замахал руками. – Только не так. Только по-русску. Я же говорю только по-русску!

Юрковский слез со стула и спросил:

– Шарль, вы не видели мою Варечку?

Моллар погрозил ему пальцем.

– Ви мне все шути́те, – сказал он, делая произвольные ударения. – Ви мне двенадцать дней шути́те. – Он сел на диван рядом с Дауге. – Что есть Варечка? Я много раз слыша́лль «Варечка», сегодня ви ее ищете, но я ее не виде́лль ни один раз. А? – Он поглядел на Дауге. – Это птичька́? Или это кошька? Или… э…

– Бегемот? – сказал Дауге.

– Что есть бегемот? – осведомился Моллар.

– Сэ такая лирондэй, – ответил Дауге. – Ласточка.

– О, l’hirondelle! – воскликнул Моллар. – Бегемот?

– Йес, – сказал Дауге. – Натюрлихь.

– Non, non! Только по-русску! – Он повернулся к Юрковскому. – Грегуар говорит верно?

– Ерунду порет Грегуар, – сердито проговорил Юрковский. – Чепуху.

Моллар внимательно посмотрел на него.

– Ви расстроены, Володья, – сказал он. – Я могу помочь?

– Да нет, наверное, Шарль. Надо просто искать. Ощупывать все руками, как я…

– Зачем щупать? – удивился Моллар. – Ви скажите, вид у нее какой есть. Я стану искать.

– Ха, – сказал Юрковский, – хотел бы я знать, какой у нее сейчас вид.

Моллар откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза ладонью.

– Je ne comprendre pas, – жалобно сказал он. – Я не понимаю. У нее нет вид? Или я не понимаю по-русску?

– Нет, все правильно, Шарль, – сказал Юрковский. – Вид у нее, конечно, есть. Только разный, понимаете? Когда она на потолке, она как потолок. Когда на диване – как диван…

– А когда на Грегуар, она как Грегуар, – сказал Моллар. – Ви все шути́те.

– Он говорит правду, – вступился Дауге. – Варечка все время меняет окраску. Мимикрия. Она замечательно маскируется, понимаете? Мимикрия.